Тревогу поднял мехвод Вова.
На его рабочее место выводилась картинка с двух камер заднего обзора; и в очередной раз бросив дежурный взгляд на экран, он завопил:
– Командир! Сзади! Какая-то штука в шахте шебаршит!
Я обернулся.
Вот те раз!
«Какая-то штука» в лице астрофага ягну возвышалась над валом этак на треть своей общей длины.
Четыре парусовидных, сужающихся к вершинам небоскреба высотой за километр вонзались в раскаленную дымку над шахтой и терялись в ней.
Узкие, упругие струи красного дыма вырывались из зазоров между обшивкой астрофага и краями шахты.
Выразительное поперечное утолщение на одном из небоскребов неслось сквозь эти струи вверх со скоростью, которая позволяла судить о том, что целиком этот исполин покажется из шахты совсем-совсем скоро…
Я молниеносно оценил обстановку.
Убраться с плато прежде, чем астрофаг взлетит, мы не успеваем.
Черт с ним, пусть летит?
Нет. Нельзя.
Ягну могли успеть с установкой своих Х-движков на дне шахты. И после того как покинут опасную лямбда-зону, запросто их включат…
К чему это приведет? То ли весь Алборз, то ли один его северный полярный кусище отправится прямиком в недра одного из Макранов. А мы, естественно, отправимся туда же. И нам уже будет все равно: взорвался Макран, не взорвался, спасли мы население Тэрты, не спасли… Потому что песец – он и в Африке голубой.
Единственное, что удержит ягну от запуска Х-движков, – это страх за собственную шкуру.
Если их астрофаг не сможет покинуть шахту, застрянет в ней, есть надежда, что цена жизней его экипажа окажется для ягну дороже, чем выгоды от утилизации энергии сверхновой, которую сулит подрыв Макранов.
– Прекратить движение! – скомандовал я. – Рота, занять места в десантных отделениях «Тарпанов»! Бегом, марш! Кирбитьев, ко мне!
Согнав всех циклопов под прикрытие брони, я залез по пояс в башенный люк, а Кирбитьеву приказал занять аналогичную позицию в десантном люке.
– Мехводам «Тарпанов» – повернуть строго на Кряж Голодных Дэвов, ориентир – отметка 400. На предельной скорости вперед!
Я впился взглядом в астрофаг.
Он двигался все быстрее.
Вот показалась носовая часть центральной гондолы с эмиттерами позитронного лазера…
Вот он вышел до середины…
Кирбитьев обернулся и бросил на меня вопросительный взгляд. Хотя, конечно, глаз его я не видел. Я отрицательно покачал головой.
Теперь три четверти…
– Кирбитьев, давай высокое!
– Есть высокое!
Вот хвостовая часть центральной гондолы…
Теперь из шахты выходили кормовые «хвосты» четырех боковых гондол.
Время!
– Кирбитьев, подрыв!
Его «есть подрыв!» прозвучало звонко и боевито.
Учитывая высокую плотность атмосферы Алборза, ударная волна распространяется в ней быстрее, чем на Земле. А передача ударной волны через породу происходит, естественно, еще быстрее.
– Кирбитьев, вниз! Задраить люки!
У нас с Кирбитьевым было три секунды до первого, сейсмического удара.
Я провалился вниз, в спасительное нутро «Тарпана», захлопнул люк и со всей дури шарахнул кулаком по кнопке автоматической задрайки.
Громкий хлопок – люк герметизировался.
На том третья секунда и закончилась.
И начались приключения черепашек в стиральной машине.
«Тарпан» получил мощный пинок под зад, утратил сцепление с грунтом, нас развернуло.
На скорости семьдесят километров в час мы, ясен перец, опрокинулись, покатились, пересчитали модулем «Вербена» все валуны на дистанции метров в двести и наконец улеглись на правый бок, уткнувшись в дюну у подножия кряжа.
– Кажется, приплыли… – радостно закряхтел Свиньин.
– Рано радуешься, – сказал мехвод Вова. – Сейчас воздушкой накроет.
И точно. Накрыло.
По броне увесисто забарабанили камни. С наждачным шуршанием пронесся песок. «Тарпан» заметно приподняло. Машина задрожала в раскаленном воздухе, будто бы примеряясь к новому полету. Но вдруг лететь раздумала, упала вновь и как будто даже обмякла…
Потом последовали секунды, которые я называю «возвращением к себе».
В мозгу что-то такое струилось, строилось, перестраивалось, просветлялось… Так бывает после Х-матрицы. После долгого тяжелого сна.
– Говорила мне жена, увольняйся на хер, хватит… А я возражал! Ругался! Дура, мол… А чего дура-то?
Кто это произнес, я не запомнил. Но мысль вынужден был признать ценной. Да.
Приказывать по-уставному не хотелось, да и не моглось. «Возвратившийся к себе» Степашин не был полностью тождественен предыдущему. Например, он частично утратил некоторые навыки, а вместе с ними – и командирскую сталь в голосе.
– А теперь, мужички, – с пьяной задушевностью изрек я, – хорошо бы отсюда вылезти. У кого какой люк откроется, свистите.
– Кормовые двери заклинило, – рапортовал Черныш.
Люк на крыше десантного отделения вообще лопнул пополам. Но обе половинки перекосило так, что Кирбитьеву на пару со Свиньиным не удалось их выдавить даже на пределе мощности их «Богатырей».
С моим люком тоже были нелады: автоматика не отзывалась, ручная задрайка осталась у меня в руках при первом же усилии.
А вот у везучего мехвода Вовы люк не заклинило. Его просто вбило внутрь машины.
Поэтому Вова был первым, кто выбрался из «Тарпана». Он помог снаружи Кирбитьеву и Свиньину. И втроем они кое-как доломали верхний десантный люк.
Один за другим циклопы выбирались из мертвой машины.
При этом каждый, оказавшись под открытым небом, почему-то считал своим долгом сказать что-нибудь вроде «Ой, батюшки-светы!» или «Ёкэлэмэнэ!» Но я твердо решил, что, пока сам не выберусь, любопытствовать, чего они там видят, не стану.