– Пятого контакта нет! Нет четвертого! – это был восхищенный офицер-щитовик.
Фраваруз Севашти просиял.
– Мы сорвали два позитронных луча! Капитан Бондарович… примите мое искреннее восхищение…
– Еще два контакта исчезли! Нас ведет только один луч!
Заговорил оператор систем слежения:
– Благие вести, ашванты! Два корвета взорвались! Это подтверждается и внешним целеуказанием от русских!
– Чья работа, наша? – спросил Бондарович.
– Похоже, нет… Корветами занимаются и ваши «Дюрандали», и наши фрегаты.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Верите? Мне стало неинтересно. Ну то есть совсем.
Как будто сквозь сон я слышал обрывки фраз и докладов, ликующие возгласы и жизнерадостное сквернословие Черныша, одобрительные басистые рулады нашего дорогого Алексея Романовича. Я слышал, как Бондарович горячо благодарит навигатора Фраваруза Севашти, принимает комплименты от Маджида, вот Маджид снова командир и отдает распоряжения своим властным вкрадчивым баритоном…
Но какое мне до всего этого дело?
Я, Лев Степашин, прислан на «Кавад», чтобы не допустить возможного бунта клонов.
Бунта не было. И, понятное дело, уже не будет. По крайней мере здесь и сейчас.
Дружба распускает свои нежные лепестки.
Трубят фанфары…
Мой рабочий день око…
– Товарищ капитан! Чай будете?
Я открыл глаза. Передо мной стоял Черныш, лихой и придурковатый, с клонской национальной мензуркой, наполненной ароматной красно-коричневой жидкостью.
– Что? Вольно!
В глазах песок. Виски гудят.
Эх… Раньше я все эти закритические нагрузки на психику переносил как-то легче. Возраст, что ли?
– Ишь… расчаевничался…
От чая я отказался. Пошел бродить по линкору. По-хорошему, нужно было бы спросить на это разрешения у Бондаровича. Но в тот момент я совершенно об этом не думал.
Первых людей я встретил, только пройдя по коридору в нос метров этак сто восемьдесят.
Два клона тащили на носилках третьего. Третий был надежно усыплен анестетиком – мышцы лица расслаблены, с уголка губ свисает липкая нить слюны…
Все трое были перемазаны копотью что твои трубочисты.
– Извините, пожалуйста, – начал я, отчего-то смущаясь. – Как пройти на носовой смотровой мостик?
Те сумбурно объяснили как и побрели своей дорогой.
Незнакомый с расположением корабельных лифтов, я заплутал и добрался до мостика лишь через добрую четверть часа.
На мостике не было ни души.
Удивляться не приходилось – пока на корабле работает хотя бы четверть автоматики и систем наблюдения, ни в бою, ни на переходе толку от этих мостиков никакого. По штату они используются только в ходе взлетно-посадочных операций, да и то ради перестраховки.
Возле витрины – как называли панорамный иллюминатор – стояло несколько стульев. Я вальяжно уселся на один из них, как зритель в театре.
За бронестеклом бессмысленно светили звезды.
Ни солнца, ни захудалой какой-нибудь луны, ни одного вымпела.
Вдруг где-то у меня под ногами заныли артиллерийские элеваторы, застучали по тракту подачи многотонные катки снарядов, по-драконьи зашипев, громыхнул досылатель.
Затем на низкой ноте запел главный поворотный механизм. Ему где-то в отдалении вторили писклявые сервоприводы компенсирующих гироскопов.
Звезды за бронестеклом шустро рванули вправо.
Неожиданно близкий, пугающе огромный Арас напрыгнул прямо на витрину. Я инстинктивно подался назад.
Внизу, различимая невооруженным глазом, чернела кротовина астрофага размером с юбилейное коллекционное терро. Надо полагать, принадлежала она не нашему старому знакомцу – над тем при мизерном притяжении Араса еще не успели бы осесть частицы пыли.
Последними на сцене моего импровизированного театра появились стволы двух орудий.
Это носовая башня ГК, завершив разворот, поймала цель.
Мне хватило ума крепко зажмуриться. Но фотоблиц парной малиновой вспышки ослепил меня даже сквозь веки.
«А мы все еще воюем!» – подумал я с некоторым недоумением.
16 августа 2622 г.
Штабной корабль «Урал», Северный Ледовитый океан
Планета Земля, Солнечная система
– А вот и наш красавец. – Молодой офицер, теперь Комлев знал, что его фамилия Волохаев, пригласительно постучал ногтем по стеклу иллюминатора.
Комлев нехотя подался вперед.
– Глядите, мы облетаем его, чтобы зайти на посадку с кормы.
– Весьма, – причмокнул Комлев.
В самом деле, приземистая белая громада корабля-гиганта, распластавшаяся над жидкой бездной Северного Ледовитого, производила впечатление.
– Там, видите, в корме, за надстройкой, сейчас поднят передатчик Х-связи.
– Вижу. А вон те усеченные пирамиды по левому борту – это, конечно, аппаратура контроля космической обстановки?
– Угадали, Владимир Миронович…
– А что, скажите, он такой широченный? Катамаран, наверное?
– Берите выше! «Урал» имеет тримаранную конструкцию. У него три независимых водоизмещающих корпуса, конструктивно объединенных верхней палубой.
Комлев отметил, что в носу корабля уступом размещены две катапульты для запуска флуггеров. Взлетно-посадочная полоса, являвшаяся конечным пунктом устремлений этих самых флуггеров, проходила насквозь от носа и до кормы по правому борту. Но вот центральная часть палубы перед громадной надстройкой была совершенно пуста. Ее функциональное назначение оставалось для Комлева загадкой.
– А скажите, Анатолий, – вкрадчиво начал Комлев, – много ли флуггеров приписано к «Уралу»?