На корабле утро - Страница 97

– Короче говоря, чоругов сдует – верно? – догадался я.

– Кого-то сдует… Но, главное, используемый чоругами пиродепрессант имеет склонность к конденсации. На потолке и стенах образуется своего рода каток, понимаете? И они уже не смогут перемещаться по нему с той же скоростью, что раньше… Сцепления с поверхностью у них не будет…

– Каток? Люблю катки… – задумчиво сказал я.

Лейкин не был бы ученым, если бы не поспешил добавить:

– Впрочем, это всего лишь мои предположения… Я размышляю по аналогии с одним случаем, который имел место на Харьковском авиакосмическом заводе… Я там практику проходил, в студенческие годы… И вот, помнится, загорелись разом два стенда с плазменными двигателями…

Я так и не узнал, что за ЧП произошло на Харьковском авиакосмическом. Потому что в этот момент эзоши ринулись в атаку.

Три группы эзошей по три—пять раков каждая открыли шквальный огонь на подавление наших пулеметчиков. А штурмовая группа – особей десять, – подрабатывая реактивными ранцами, запрыгала зигзагами к пультовой.

Эти головорезы атаковали без стрельбы. Только в передних конечностях каждого душераздирающе выли циркулярные электроножи. Вгрызается такой ножик в «Валдай», и уже на второй секунде дела твои плохи… Не спасает «Валдай» от электроножей.

– Включай свое пожаротушение, – сказал я Лейкину.

Я ожидал, что Лейкину достанет одного нажатия кнопки. Но нажав одну кнопку, он нажал еще штук пятнадцать, а потом принялся лихорадочно вращать какие-то штурвальчики.

Эзоши были уже совсем близко. Двое из них, прогудев великанскими майскими жуками, плюхнулись прямо перед нами.

Бронестекло брызнуло бриллиантовой пылью под ударами электроножей.

Лейкин сгорбился и заскулил от ужаса.

Крушков, это был его звездный час, с какой-то нечеловеческой матерщиной выкатился из пультовой, заливая чоругов потоками смертоносного вольфрама из двух «Тульских Шандыбиных» (кстати, снова же по-македонски!).

И тут наконец реакторную наполнил резкий, буравом ввинчивающийся в мозг, шипящий свист – это из форсунок ледяными рапирами ударили струи пиродепрессанта.

Эзоши кубарем полетели вниз.

Кто-то успевал в последний миг дать тягу на реактивном ранце и худо-бедно приземлялся.

Кто-то, менее расторопный, упал на рабочий блок реактора и дальше его судьба решалась чистым везением. Очутившиеся в фокусе магнитных лазеров были мгновенно расплющены в газетный лист. Везунчики отделались легким испугом и потерей штурмовых винтовок, после чего попали под шквальный огонь пулемета нашего опорного пункта. Были еще и третьи, те, кого тугие струи газа обошли стороной. Они удержались на потолке и нам оставалось надеяться лишь на эффект катка, обещанный Лейкиным.

Эзоши из группы мастеров ножевого боя попадали вниз все до единого. Травмы, несовместимые с жизнью, получил только один из них. А остальным их пришлось устраивать практически вручную – озверев, мы топтали их и били прикладами… Кто погуманнее – расстреливал в упор из подствольного гранатомета…

При этом, черт возьми, ножи в автономных конечностях их боевых скафандров жили дольше своих владельцев на горе нашим «Валдаям». Несколько циклопов вышли из строя из-за местных разгерметизаций.

Еще троих бойцов в горячке этого страшного побоища мы потеряли от огня чоругского снайпера, который удачно закрепился за полуоткрытую диафрагму вентиляционной шахты.

Правда, перезаряжая магазин, он одним из «локтей» разозлил сенсор нашей мины-прилипалы. Бездушный триокфол отомстил снайперу за моих ребят…

А потом начался «каток».

Я заметил это, лишь когда первая пара эзошей ни с того ни с сего шмякнулась в дальнем углу реакторной. Черныш, который оказался ближе всех, тут же воспользовался случаем.

И тут мне стало ясно, что хотя враг понес тяжелые потери и временно дезориентирован, что хотя до победы совсем близко, именно сейчас мы можем изведать горечь сокрушительного поражения. Не спрашивайте – как, но мне удалось перехватить волну страха и самоубийственной ярости, которую источал коллективный разум эзошей.

Все эзоши, которые еще оставались на потолке и стенах и вот-вот должны были соскользнуть с них вниз, прыгнули на рабочий блок реактора, подрабатывая реактивными ранцами.

Трое из них обрушились прямо на наш опорный пункт. И хотя они были прошиты очередями «Смерча», мощные наступательные гранаты в их конечностях уже стояли на боевом взводе.

Череда ярких вспышек поглотила и чоругов, и циклопов.

– Все взлетаем! – завопил я. – Они хотят подорвать реактор!

Я прыгнул вперед. Но на гулкую палубу уже не опустился – реактивные струи, бьющие из ранца и ножных газовых рулей, подхватили меня и понесли, понесли вверх, откуда хлопьями сыпался синий иней.

Я, а со мной два десятка циклопов, зависли на уровне верхней крыши рабочего блока.

Перед моим мысленным взором встало широкое, бесстрастное лицо товарища Иванова.

«И от вас останутся только быстрые нейтрино…» – донеслось эхо его волевого, вкрадчивого голоса.

Мои худшие опасения подтверждались.

Пять эзошей энергично сооружали башенку из однотипных черных призм. Это был, вне всякого сомнения, сборный подрывной заряд, вроде наших «сонных торпед».

Пятеро собратьев прикрывали «подрывников». Они встретили нас стрельбой из своих штурмовых винтовок.

Но мы имели огневое преимущество пять к одному.

Чтобы убить всех, нам потребовалось две секунды.

Сметенная шквалом пуль башня подрывного заряда разлетелась и уже в полете часть модулей взорвалась.